Эжен
Пришельцы. Маленькая поэма.
ПРИШЕЛЬЦЫ
(грустная сказка)
Он шел по Александр-плац,
что за мостом (там тень и зелень),
переходя в проспект вождя,
венчалась сквером Трафальгар.
Трамвай, роняя "дзынь" и "бац",
плыл поперек, и "Русский селенг"
его форштевень от дождя
заботливо оберегал.
И дождь обиделся и стих.
Трамвай, запнувшийся о стык,
растряс нутро,
и тяжко охнул,
и прошептал: "Я еду в парк,
пошли все на." И из нутра
потек народ нестройным хором,
смущаясь под орлиным взором
вожатой с челкой Жанны д'Арк.
Была чудесная пора.
Стоял уж Ангел у двора.
Седьмой.
С трубою
И с печатью.
И, робко дергая плечом,
шептал: "Мон дье,
пора б начать, а?!"
Но это, право, ни о чем.
Мы отвлеклись. А между тем
он шел по Александр-плацу,
пытаясь вспомнить, как, откуда,
и на хрен он явился здесь.
В квадратах пыльных желтых стен,
где много про зубную пасту,
"Тверь-банк" и ельцина-иуду,
на сей вопрос ответа несть.
Он так забылся глубоко,
что не заметил перекрестка,
и перешел на красный свет,
и был гаишником избит.
Потом пил в лавке молоко,
и с губ мальчишки-переростка
его - оно текло как лет
река. Как пыль из-под копыт
ордынской конницы.
"Когда же, -
шептал он, морща лоб в натуге, -
последний раз все это было?
В Марселе? В Йорке?"
И вставал,
и шел, как негр по Эрмитажу,
и рядом в кожанной подпруге
трусила рыжая кобыла, и...
Темнота.
Абзац.
Провал.
Потом в проеме подворотни,
где пахнет пивом и клопами,
его поймали два ханыги,
и увлекли с собой в подвал.
Один был Коля, бывший ротный,
другой заведовал гробами.
Он уважал вино и книги -
он их на "яме" продавал
по воскресеньям.
Кинув кости
под брюхом мокрой теплотрассы,
он, Коля и почтенный книжник
лобзали в очередь стакан.
Колян изрек: "Мы все тут гости,
а кто не мы - те пидарасы."
И, в крысу запустив булыжник,
сказал, что он -хазарский хан.
Так наш герой обрел спасенье.
И, терпкой влагой "Жасората"
свою больную плоть и душу
в объятьях книжника согрев,
он вспомнил:
Серый день весенний...
И судей с мордами Сократа...
Свои отрезанные уши...
И люд на площади Сент-Грев.
Эффект обратного рапида
включился после часу ночи.
И он, хватаясь за Коляна
и скользкий, словно ртуть, стояк,
встал - и узнал свою рапиру
с клеймом на гарде "Авва отче".
И дворик в чреве Перпиньяна,
и смех графини Равальяк,
и звон рессор ее кареты,
бегущей в утреннем тумане
в Париж...
Навеки!
Неужели!
Безмолвный силуэт свечи.
Тупая тяжесть пистолета.
Последних три экю в кармане.
Кровь солнца в подоконной щели.
"Молчи, любимая. молчи,
я отыщу тебя в столице,
наш полк..."
- Виконт, ваш пыл смешон.
У стен есть уши.
"Ради Бога!"
- Виконт, я закричу...
...И вдруг -
движенье рук.
Цветок в петлице.
На платье пролитый крюшон.
Дорога. Пыльная дорога.
Париж. Письмо. Свиданье. Круг
замкнулся. Муж в сорочке. Слуги.
- Жан!!! Жак!!! Сюда!!! Огня.огня!!!
В объятьях узкой анфилады,
хрустя, ломается клинок.
Зачем вы так неловки, руки?!
Хрип графа. Узкий зев окна.
И - судьи с мордами Сократа.
И как коленом промеж ног
сгибает боль от их вопросов.
Тюрьма. В решетчатом просвете.
Фрагмент дворца. Гул праздных толп.
И - дождь, брусчатку бьющий косо,
и наш герой в железной клети
дарует площади Сент-Грев
свой бледный, благородный лоб.
... Настало утро. В нежном свете
явился толстый участковый.
Тут следует немая сцена -
а дальше помнит только Бог,
как у мента на пистолете
виконт и Коля бестолковый,
взяв резво книжника под мышки,
грузились в желтый коробок.
И пела улица рябая
в решетчатом окне кареты,
когда неслась она, чихая,
под гогот бритой гопоты,
под грохот первого трамвая,
под разудалые куплеты
Звездинского.
И клок газеты
парил как беркут над планетой,
и с неба сыпались кометы,
и распускались как цветы
на крышах банков и отелей,
у ног торговцев и путан
и участковый, закемарив,
увидел сон. И в этом сне
в зубах с букетиком камелий
он плыл, пиратский капитан,
плыл брассом к острову Скелета,
и вел корабль на ремне,
смотав ремень вокруг запястья.
Тут - сверху Ангел:
- Шутки бросьте!
Марш в правый ряд!
Сойдите с трассы!
И, поднеся к губам трубу,
добавил:
- Есть у вас в запасе
шанс уцелеть. Ведь вы здесь гости,
а кто не вы - те пидарасы,
и адов знак у них во лбу...
Тут участковый встрепенулся
и вынес дверь своим плечом,
и здесь он, кажется, проснулся.
Но это, право, ни о чем.